13 ноября с 12:00 до 19:00 приглашаются все желающие. Художественный руководитель театра Римас Туминас объявляет День памяти театра, его истории – “День тишины”: “Мы распахнём двери, откроем историческую сцену. Будем слушать голоса ушедших. Они будут раздаваться будто с записей пленке, как из того мира, с потрескиванием”.
В течение дня вся труппа будет встречать гостей в фойе. Не нужно записываться или регистрироваться. Вход свободный, но по QR-коду.
8, 9, 10, 11 ноября, в канун юбилея, – премьера – “Война и мир” по роману Л. Н. Толстого. Замахнулись. Успешно ли – покажет время.
Помню премьеру спектакля “Евгений Онегин” того же уважаемого Римаса Туминаса (в следующем году исполнится 15 лет как он художественный руководитель театра). Ничего лучше не видела – ни до, ни после. Четыре часа пролетели на одном дыхании, невзирая на неудобное место и т. д. Режиссерское новаторство восхищало до глубокой благодарности. “Там русский дух, там Русью пахнет” – это подмечали, ценили и во время заграничных гастролей. В постановке “Войны и мира” аромат эпохи размыт, не чувствуется. Царит вневременность.
Продолжительность действа – пять часов. Утомительно. И для зрителей, и для актеров. Декораций нет. “Нам ничего не нужно, – декларирует Р. Туминас. – Всё будет чище. Лишь пустое пространство и актёр. У нас огромная стена на сцене, на которой ничего нет, но в ней свои мысли, и зритель их сам прочитывает в своем воображении, дополняя игру актёра. Всё заменяют световые потоки, высокое актёрское понимание судеб, истории…”
Эта стена – глыба гигантского айсберга. Серая. Без оттенков. Такое впечатление, что она – главное действующее лицо. Давит. Все актёры в сером. Подходя к этому монстру, сливаются с ним. Ослепительно белое платье на Наташе Ростовой (Ксения Трейстер). В чёрно-белом – Андрей Болконский (Юрий Поляк). Он, вообще, четкий ортодокс – да-нет. Кстати, упоминаю только тех актеров, которые играли 5 ноября на генеральной репетиции. Почти каждая роль имеет второй состав.
Нередко бывает, что главная деталь эпического произведения в спектакле отсутствует: “Дама с собачкой” (ТЮЗ) – без собачки, “танец семи покрывал” (“Саломея”, театр им. Вахтангова) – без танца, у Виктюка “Дама без камелий” (даже в названии). В “Войне и мире” бал… без бала. Но волнения Наташи переданы с лихвой: как актриса трепещет в предвкушении приглашения! Вся как тонкая мембрана! Платье вибрирует, развевается в такт душевному состоянию. И вот наконец Болконский (Юрий Поляк), вожделенный вальс (кстати, по часовой стрелке, а не против, как традиционно принято). Хотелось бы увидеть актрису первого состава в роли Наташи – Ольгу Лерман – профессиональную балерину (не случайно Бондарчук пригласил тоже балерину – Л. Савельеву). Хореограф Анжелика Холина. Её постановочное кредо – лишить драматического актера главного инструмента – голоса, сублимировав энергетику в пластике. (Помню танцующую Лерман в образах Кармен, Анны Карениной, героини балетного спектакля “Берег женщин” этого же театра.) Но ощущения от бала полностью переданы проходом четы Ростовых по сцене: мать семейства (неузнаваемая И. Купченко) награждает пощечиной щеголеватого мужа (С. Маковецкий), Наташа, Соня, Вера – каждая под своим впечатлением. Скупые средства, но очень информативные.
Спектакль невозможен без текстовых купюр (покоробило слово “адаптация” в программке). Но отсутствуют как раз хрестоматийные сцены и реалии. Недосказанное восполняется светотенью, звуками, дымовой завесой Но отсутствуют как раз хрестоматийные сцены и реалии. Недосказанное восполняется светотенью, звуками, дымовой завесой «облако кометы» (какая-то зловещая рифма с паровозным дымом из «Анны Карениной»). О событиях мы узнаем из динамичных повествований московских кумушек, благо фонетика рассказчиц безупречная. Вообще, актёрская самоотдача полная, физические затраты налицо: некоторые герои борются, фехтуют, наматывают километры пробега. Причем, опять же по часовой. Может, это подчеркивает роль времени в локальном, но общем для всех пространстве).
Музыкальным рефреном проходит вальс Г. Пускунигиса в разных аранжировках. Звучит “Херувимскаяя песнь” Чайковского, молитва “Ты моя Мати, Царице Небесная”, музыка Л. Керубини и Ф. Шопена, а также фрагмент композиции Ф. Латенаса как дань светлой памяти маэстро.
Первая сильная эмоция возникла у меня в сцене прощания с сыном старого князя Болконского. Евгений Князев – вот уж актерская глыба! Посильнее сценической. Как он выдохнул, исторгнул последнее: “Ступай!”. Аплодисментов не было: кощунство – нарушить создавшуюся тишину.
Кстати, нова трактовка образа мадемуазель Бурьен, компаньонки княжны Марьи: она явная, даже нескрываемая пассия Николая Андреевича! В тексте этого не было (или, по молодости, не читалось). Вспоминается у Грибоедова фраза Фамусова:”… я должен у вдовы, у докторши, крестить. Она еще не родила, но, по расчёту моему, должна родить” – (тоже, по молодости, не прочиталось).
Очень хорош Пьер Безухов (Павел Попов). Живой, органичный ко всякому времени. Его сомнения, метания, грешные помыслы, философствования, жажда добра трогательны и понятны. Как он признается в любви Наташе – без малейшей надежд на взаимность! Её порыв поцеловать ему руку (нет этого в тексте) очень эмоционален и оправдан.
Сцена расправы Пьера с братом и сестрой Курагиными полна праведной силы, негодования и… юмора, что передано пластическими средствами. Несколько раз в спектакле появляется “чёрный человек”, подносящий Пьеру карающий инструмент – табуретку. Безмолвная роль, но такая уместная (в списке не значится)!
У красавицы Элен (Анна Антонова) не случаен “белый плащ с кровавым подбоем”. Как у Понтия Пилата. А Анатоль Курагин (Владимир Логвинов), увы, какая-то карикатура. Не могла Наташа за ним пойти. Перед глазами образ, созданный В. С. Лановым, – порочный, властный, харизматичный. Икона стиля! Самое время сказать: “Не верю!” Так же, как и с образом маленькой княгини Лизы, жены Болконского (Мария Бердинских). Похоже только то, что актриса невысокая (довлеет неотразимость А. Вертинской).
Образ Сони (Мария Волкова)… Любимейший мой во всём романе. Чистая, честная, принципиальная в своём чувстве, преданная настолько, что отказывается от любимого человека для его счастья… “Пустоцвет”, – говорит о ней старая Ростова. Вынудившая на это свою племянницу. Помню, ещё учительница мне напутствовала: “Нельзя не думать о себе”. Но Соня для меня святая. В спектакле симпатии не было.
Убедительна княжна Марья (Полина Чернышова) в своей дочерней, сестринской любви и добродетели.
Показалось, много истеричности в монологах актеров (размышления о славе А. Болконского, изображение тоски по нему Наташи (хотелось спросить 16-летнюю барышню: “А работать не пробовали?”), стенания Лизы: “За что вы это со мной сделали?”… Можно ведь и тихо сказать, а проберет до мурашек. Хотя кто знает, как было по-настоящему у воспитанных дворян: вон, чуть не подрались (подрались-таки) Наташа с Соней в сцене неудавшегося похищения Ростовой. А в “Маскараде” этого же театра Арбенин чуть не задушил жену, как его прообраз Отелло. Перед тем как отравить.
Великолепны московские княгини Марья Дмитриевна Ахросимова (Ольга Тумайкина): “У меня четыре сына в армии, а я не тужу!” и Марья Игнатьевна Перонская (Л. Максакова), не покинувшая Москву, когда все уезжали. Обе Марьи – соль русской земли, дворянской чести.
Второе действие, где происходит философский спор князя Андрея и Пьера, оканчивается простым и кратким выводом: “Надо жить, надо любить, надо верить, — говорил Пьер, — что живём не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всём (он указал на небо)”. Два героя, примирившись, садятся на поваленное дерево (универсальный для всех сцен длинный брус), Пьер достаёт из рюкзака (не котомки) два варёных яйца, и оба героя стукаются ими под согласные аплодисменты. Ovo – мудрость и начало всех начал.
А финальные слова – опять же Пьера: повтор признания в любви Наташе: “Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире… я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей”.
… Бывает так, что весь спектакль или фильм смотришь без симпатии, даже с отторжением, но в конце понимаешь, что это было гениально. Такое осознание приходит далеко не сразу, даже не назавтра. Усталость от стилистики длительного спектакля ещё долго помнится.
Хочется перечитать 4-й том романа-эпопеи. Может, тогда напишу по-другому. А пока взяла “Метель” Толстого (не Пушкина). Стойкость простого россиянина, “дубина народной войны”, жажда жизни, “мира” побеждают всегда.
Елена МАРТЫНЮК
Фото Екатерины АРХИПОВОЙ
(Члены Союза журналистов Москвы)
Источник: Rosreporter.ru
Другие Статьи
