В Манеже открылась выставка Сальвадора Дали «Магическое искусство», организованная культурно-историческим фондом «Связь времен» и Музеем Фаберже.

Более 180 произведений живописи и графики из собраний фонда «Гала—Сальвадор Дали» в Фигересе и мадридского Центра искусств королевы Софии, а также из частных коллекций охватывают все периоды творчества «короля сюрреализма» — от ранних импрессионистических и кубистских опытов до неоклассицистских и абстрактных картин 1970–1980-х годов. Плодовитости художника и выбранным для выставки в Манеже работам дивился Игорь Гребельников.

 

Сальвадор Дали — настоящий поп-идол искусства ХХ века. Амбициозный и неутомимый, рано почувствовавший вкус и оценивший финансовый потенциал славы, он заставил говорить о себе не только в художественных кругах, но и на страницах популярных журналов, создал свой экстравагантный образ, прославил в картинах жену Галу и сделал театр-музей своего имени в родном каталонском Фигересе — теперь месте паломничества поклонников Дали со всего мира. Стены этой диковинной постройки, увенчанные огромными яйцами, имитирует вход на нынешнюю выставку в Манеже. Коллекция же фонда «Гала—Сальвадор Дали», на попечении которого находится театр-музей, настолько богата, что он бесперебойно поставляет картины в различные музеи: на них устойчивый спрос.

В представлении широкой публики сюрреализм — это и есть Сальвадор Дали. Текучие циферблаты, слоны на паучьих ногах, причудливая эротика, экстатические сцены — сны, ставшие тщательно выписанной явью. Эти броские образы обольщают зрителя тихими радостями вуайеризма, возможностью наблюдать за причудами чужого — да и, пожалуй, собственного — подсознания. Впрочем, у сюрреализма как художественного движения, заявившего о себе в середине 1920-х годов, была куда более радикальная и обширная программа — даже основанный в 1924 году Андре Бретоном журнал назывался не как-нибудь, а «Сюрреалистическая революция». Обращение художников к бессознательному, бесформенному, алогичному, случайному было не только данью психоаналитическим открытиям Фрейда. Но политическая подоплека движения обнажится позже, в конце 1930-х годов, разделит сюрреалистов на правых и левых, рассорит Дали, увлекшегося собственной карьерой, и Бретона, ратовавшего за общее дело.

Впрочем, нынешняя выставка сосредоточена не на сюрреализме Дали — работ конца 1920–1930-х годов, его самого значительного периода, лишь треть от общего числа,— а на том, что принято называть эволюцией художника. Название экспозиции дал его трактат «50 секретов магического мастерства», опубликованный в США в 1948 году, что-то вроде апологии классической живописи, сдобренной бесконечным самовосхвалением, а также обещаниями спасти живопись «от небытия модернизма». И это, когда тон в искусстве задавал абстрактный экспрессионизм.

И вот что увидел корреспондент «ЭкоГрада» Валерий ЛОМОВ

Дали к тому времени уже давно был знаменит, в мастерстве «троллинга» ему и раньше не было равных, он мог позволить себе любые провокационные заявления, в том числе и о том, что художникам стоит больше тренироваться в рисунке и обязательно обнаженными, «чтобы ощущать абрис собственного тела и собственное величие, когда вы стоите босиком на полу». Но в общем-то, защищая классическую живопись, Дали был честен с публикой, и в этом убеждают разделы нынешней выставки. Если его юношеские импрессионистские опыты — это лишь упражнения на тему, то «Венера и амуры» (1925), купающиеся среди скал,— модернистское переосмысление классического сюжета. А портреты работы Дали — сестры художника (1925) и его друга Луиса Бунюэля (1924),— написанные в манере метафизической живописи, демонстрируют крепкую академическую выучку. Из мадридской академии его отчислили не за неуспеваемость, а за плохое поведение: художник обвинил профессоров в бездарности. В разделе выставки, посвященном его раннему творчеству, выделяются огромные полотна в кубистской манере, привезенные из мадридского Центра искусств королевы Софии: Пикассо был его кумиром, и, оказавшись в Париже, Дали поспешил засвидетельствовать почтение земляку.

Что до работ сюрреалистического периода, который формально завершился разрывом Дали с Бретоном в 1936 году и изгнанием из круга (поводом к этому стала правая, профранкистская позиция Дали), то на выставке до обидного мало прославленных больших картин со сложносочиненными сюжетами. Так же как и полотен с сексуально окрашенными сценами, создавшими Дали репутацию эротомана (его автобиографические книги «Моя тайная жизнь» и «Дневник одного гения» изобилуют интимными подробностями). Брак художника с Галой, урожденной Еленой Дьяконовой, бросившей ради него своего предыдущего мужа Поля Элюара, породил внушительную иконографию образов самой разной степени откровенности: они есть на выставке, но в разделе поздней живописи. Здесь же много пустынных пейзажей, озадачивающих неожиданным соседством, скажем, муляжа женской груди, кипариса и настольных часов, будто соревнующихся в протяженности своих теней («Чувство скорости», 1931). Есть замечательный автопортрет, где свое лицо художник изобразил похожим на оплывающую маску, подпираемую палками.

После разрыва с сюрреалистами Дали прожил долгую жизнь, полную самых разных художественных дел — от иллюстрирования глянцевых журналов и книг (на выставке есть его серия рисунков к «Божественной комедии») до создания театральных декораций, мебели и предметов декора для своего удивительного дома в Фигересе. Он превозносил старых мастеров, писал картины в их манере, но населял их и своей фирменной сюрреалистической образностью. Так что, бросив в 1936 году на прощание с Бретоном и бывшими соратниками «Сюрреализм — это я!», он был не так уж и неправ — по крайней мере в глазах неубывающей армии его поклонников по всему миру.

https://www.kommersant.ru/doc/4234351

По материалам Интернет подготовил Александр ПЕРЕПЕЧКО

Источник: ЭкоГрад