Впервые я увидела его на пресс-конференции, которая проходила в ИТАР ТАСС по случаю предстоящего 1-го Детского кинофестиваля «Хрустальный ИсточникЪ». Мне понравилось его выступление, где он говорил о детях, их творчестве, о проблемах, связанных с положением, сложившимся в нашей стране в детском кинематографе, и многом другом. Он говорил со знанием дела, убедительно, заинтересованно, так, как говорят о чём-то очень близком и дорогом. И это оказалось действительно так, он был профи в этой области в полном смысле этого слова…
Режиссёр, педагог, композитор, профессор ВГИК, заслуженный артист РФ, лауреат премии Правительства России в области культуры, в области литературы и искусства, лауреат премии СТД РФ «Признание», член художественного совета худруков Москвы, Александр Львович Фёдоров – основатель и бессменный художественный руководитель единственного в нашей стране Детского музыкального театра юного актёра (ДМТЮА), отметившего в этом году свой 35-летний юбилей.
Недавно Александр Львович отметил 63-й год своего рождения и из которых 35 лет отданы работе с детьми, и как добрый волшебник, он помогает им воплощать свои мечты в жизнь. За эти годы под его руководством поставлено более 60 спектаклей в России и по всему миру.
…Вторая встреча с Федоровым у нас состоялась уже на кинофестивале в Ессентуках, куда президент фестиваля Эвклид Кюрдзидис пригласил его в качестве Почетного гостя. Я видела, как он общался с детьми, с каким интересом смотрел их выступления в концертах, спектаклях. Познакомившись ближе, мы много говорили с ним о детях, о детском творчестве. Его глаза загорались огоньком, когда он начинал говорить о детях, да и сам он превращался в большого ребёнка. Из наших бесед и родился этот текст, которым мне очень хотелось поделиться с нашим читателем.
Детские годы. Болезнь, лечение…
…Он родился в Москве в творческой семье, где много читали, занимались музыкой, любили поэзию, театр. Конечно, это не могло не отразиться на формировании и мировосприятии маленького Саши. Он рос тонким, артистичным ребёнком, легко впитывал творческую атмосферу семьи. Но, к сожалению, был болезненным мальчиком, много болел и часто подолгу лежал в больнице. Но об этом, казалось бы, грустном пребывании там месяцами, он вспоминает с теплотой и большим интересом. Его позитивный взгляд на мир, оставил в его памяти только хорошее, полезное, которого по его воспоминаниям было там немало.
– Александр Львович, согласитесь, обидно же было, когда ваши сверстники гоняли во дворе мяч, зимой катались на санках, играли в снежки, вам приходилось проходить очередной курс лечения, лёжа на больничной койке?
– Ну, конечно, немного грустно, но не трагично. Дело в том, что это была больница республиканского значения, куда привозили детей на лечение из разных городов нашего тогда Советского Союза. Они также лечились там, как и я, по много месяцев. Два месяца пролежишь там, потом на месяц домой. Через месяц, снова в больницу на пару месяцев, и так – два с половиной года. Нас там старались класть в палатах к «старым» ребятам, с которыми мы уже были знакомы. И нам не надо было привыкать к новым, незнакомым людям. Мы радовались, нашим встречам со своими друзьями, рассказывали друг другу всякие новости о себе за время разлуки, я часто читал ребятам стихи, любил им петь песни. Им это тоже нравилось, они часто меня сами просили: «Спой нам что-нибудь!» И я пел. Они даже называли меня певцом. И так мы жили вместе по полтора-два месяца, потом разъезжались по домам, городам и весям, чтобы через какое-то время встретиться вновь…
К нам в больницу всё время приходила учительница. Она занималась с нами по школьной программе по всем предметам. И не только занималась уроками, она беседовала с нами на разные темы, советовала прочитать какие-то книги, потом мы их обсуждали. Она была настоящим педагогом. И мне всё время казалось, что делала она это больше всех для меня, потому что часто обращалась ко мне. Может она чувствовала во мне такую поэтическую натуру или видела во мне благодарного слушателя? Мне очень нравились её занятия, я с упоением впитывал всё, о чём она нам говорила. Больше всего мне нравились из школьных предметов литература и биология. Так, лежа на больничной койке, я мечтал когда-нибудь выздороветь, выучиться и тоже, может быть, стать учителем. А, может быть, музыкантом, или режиссёром. Меня уже тогда интересовали все эти три сферы деятельности. Поэтому мое пребывание в больнице было весьма интересным, несмотря на болезнь. Теперь я думаю, не это ли моё «больничное детство» и послужило толчком к моей будущей профессии, к тяге работать с детьми? И в школе, когда я был старших классах, меня часто отправляли в младшие классы, посидеть с детьми, когда заболевал учитель. И к нашей обоюдной радости я охотно шёл к детворе. Им было весело со мной, а мне с ними. Я разучивал с ними песни, читал им стихи, беседовал с ними об интересных вещах. Вот всё это, видимо, где-то и засело во мне на подсознательном уровне, и впоследствии стало делом моей жизни. Я думаю, это судьба. От неё, как говорится, не уйдёшь, хотя я пытался дважды уйти. Но, об этом, может быть, расскажу немного позже…
Вы так по-доброму, даже с нежностью рассказываете о своем детстве и отрочестве, несмотря на болезнь, больничную жизнь, таблетки, уколы…
Да, вспоминается только самое хорошее, доброе и увлекательное. Потому что детство моё прошло интересно, в окружении книг, в заботе моих родителей, моей замечательной мамы, которая играла на пианино, пела, сочиняла стихи, она рано приобщила меня к этой насыщенной творческой жизни. И первый мой музыкальный опыт случился тоже благодаря ей: я написал музыку на её стихи. Это был большой стимул для меня, толчок. Я безмерно благодарен маме за всё. Наверное, тогда рождался во мне и будущий педагог, и музыкант, и режиссёр… Когда я по окончании школы поступил в Институт стали и сплавов, я уже писал музыку, песни, стихи.
Выбор жизненного пути. Музыкальная школа. Первые музыкальные успехи
Постойте, где же здесь логика? Любил литературу, поэзию, писал стихи, музыку, песни, и … поступил в Институт стали и сплавов? Почему?
Ну, так уж получилось. Я не стал рисковать поступать в вузы, связанные с театром, кино, музыкой, боялся, что не пройду по конкурсу. Аттестат у меня был не самый блестящий, скажем так, средненький. Из-за болезни, я много пропускал школу. И мне родители посоветовали поступать в этот вуз, который, кстати, они сами оба оканчивали. Там было больше возможности поступить. Родители рассудили так: ты поступи, окончи этот вуз, не понравится профессия, потом поступишь туда, куда душа просит. Но, по крайней мере, у тебя уже будет диплом и серьёзная специальность. К тому же, сказали они, там очень хорошая художественная самодеятельность, будет чем заняться в свободное от учёбы время. Я так и сделал. И учась там, я очень увлёкся там художественной самодеятельностью, которая и вправду там была на хорошем уровне.
И вы продолжали писать стихи и музыку, учась там?
Да, писал стихи. И сейчас пишу, конечно. Кто же их не пишет? Также писал песни на стихи Цветаевой, других серьёзных поэтов. Однажды меня показали Микаэлу Таривердиеву. Он попросил меня сыграть свои вещи. Я ему сыграл одну вещь, другую, он просил меня ещё и ещё играть. А потом он сказал мне: «Саша, у вас есть искра Божья, но её надо раздувать. Но, прежде чем что-то делать, вам нужно закончить музыкальную школу». А я ведь начинал в детстве учиться в музыкалке, но так и не смог доучиться, потому что постоянно прерывались занятия из-за лечения в больнице. И ещё у меня была проблема, мне было сложно там учиться, потому что я несколько лет заикался так, что не мог сказать нормально ни одного слова. Это всё было от моей болезни. Однажды меня отвели к одному известному в Москве профессору Чернавскому. Когда мы пришли к нему с мамой, он сказал: «Читай газету». Я не мог прочитать, сильно заикался. Тогда он говорит: «Стихи знаешь?». Я говорю: «Знаю». – «Читай». Я начинаю читать стихи, ну, тоже запинаюсь. Он говорит: «Умеешь петь?». Я говорю: «Умею». – «Что?». – «Романсы». Он сел за рояль. Я помню, это было на Кутузовском проспекте, квартира была шикарная профессорская, он сел за рояль, и мы с ним музицируем. Я пою романсы, он аккомпанирует… «Не пробуждай воспоминанья», «Калитка», «Я вас любил». А мне было в то время лет двенадцать, может меньше.
– Да, уж! Самый «подходящий» возраст для такого репертуара…
– Ну пел всё что дома слышал в исполнении мамы, от неё всё это и запомнил. Вот так я пел, и он маме говорит: «Видите, когда он читает прозу, он сильно заикается, когда он стихи читает, уже немного лучше, а когда он поёт, он ни разу не запнулся. Значит, он должен всё время петь».
– И пение стало вашим лечением?
– Да. И я, открывая любую книжку, говорил себе: «Запрещаю читать про себя, только вслух и только петь». И вот Лев Кассиль, «Кондуит и Швамбрания»: «Оська спросил меня…» Я вот так читал нараспев книги маме и папе. И точно так же я отвечал на уроках в школе: «Икс квадрат минус икс…». Всё это понимали, ребята, учителя, не было ни злобы, ни насмешек, ничего. Потом мне ребята однажды сказали: «Сань, было так классно, когда тебя вызывали. Ну, это уже минут на 25, пока ты споёшь свои ответы. А мы сидим спокойно, значит, нас сегодня прокатит, не спросят. Здорово!». Так что, детство было интересным. У нас был хороший, дружный класс. Мы даже и сейчас ещё общаемся, иногда встречаемся.
– Это что же у вас получается: физика, алгебра и другие предметы превращались в оперные арии? Вот, оказывается, откуда у вас такая тяга к пению, особенно, оперному?
– Да, наверное, оттуда (смеётся).
– И таким образом вы вылечились от заикания?
– В том числе и таким образом. Конечно, было и другое медикаментозное лечение, всё в вкупе…
Но продолжим дальше. Мы немного отвлеклись, хотя разговор был тоже о музыкальной школе, с её интересной предысторией.
Да, продолжаю. И вот я, учась на втором курсе института стали и сплавов, пошёл в детскую музыкальную школу и начал учиться там с малыми детьми. Но меня это не смущало. Все всё прекрасно понимали и помогали мне. Я играл там свои песни. За год я прошёл весь курс музыкальной школы, получил документ об окончании. Однажды, когда я ещё там учился, мне сказали: «Саша, мы знаем, что ты пишешь музыку, напиши нам музыку для детского хора». Ну, я написал несколько песен и принёс в школу. Они взяли одну «Хор утят», а остальное не берут, сказали, что сложная музыка, и посоветовали мне идти в Гнесинку, показать там. Мама у меня была учёный физик, но, как многие физики того времени, она была и лириком, она написала либретто по сказке Ганса Христиана Андерсена «Гадкий утёнок», а я написал музыку на этот текст.
Оказалось, в «Гнесинке» работала сестра моего лучшего друга, Марина. Я принёс туда написанный цикл песен по сказке Андерсена «Гадкий утёнок». Вот с этого все началось. Директор школы Моисеев и зам. директора Викторов послушали меня и сказали: Знаешь, нам это всё нравится. Ты талантливый, но что ты делаешь в институте стали и сплавов? «Ну, так получилось» – говорю им. Короче дали мне педагога Марину, чтобы она мне помогла всё это грамотно записать по нотам.
В результате родился музыкальный спектакль, который мы назвали «Играем Андерсена». Теперь встал вопрос, где найти музыкального режиссёра, чтобы он поставил нам эту оперу? А меня уже это так увлекло и очень захотелось самому поставить эту вещь. Но я понятия не имел, как к этому подступиться. И мне помогла одна замечательная журналистка из «Московского комсомольца» Марина Рубанцева. Мы с ней пошли в ГИТИС прямо к ректору. Тогда был ректором Дёмин. Обратились к нему с просьбой помочь с режиссёром, чтобы поставить эту детскую оперу. Он пригласил преподавателя, народного артиста РФ Георгия Павловича Ансимова и попросил его оказать нам помощь. Так я познакомился со своим будущим Мастером, у которого впоследствии учился. Ансимов направил ко мне трёх студентов, оформив им, как курсовую работу, и велел принять участие в постановке этой оперы. Ребята около месяца походили на репетиции в Гнесинку, а потом один из них и говорит, «Сань, знаешь, мы смотрим, у тебя с детьми такой контакт, вы так прекрасно понимаете друг друга, вы говорите на одном языке. Ты умеешь им как-то так объяснить, зарядить их, и всё у вас легко получается. А ты не думал, чтобы самому стать режиссёром? Почему бы и нет? Давай, попробуй! Мы тебе сейчас объясним пару вещей, что такое «конфликт», что такое «событие» и дальше ты уж сам рули. В общем, показали они мне, можно сказать «на пальцах», что означает «конфликт», что – «событие», и говорят, «ну, а теперь сам, а мы уходим». Я всё понял и стал самостоятельно работать с ребятами. И я так увлёкся этим, я был буквально одержим. И у нас в конце концов получился хороший музыкальный спектакль. Его показывали потом в концертном зале Института Гнесиных, было много разных людей на показе. И я даже пережил такую короткую, оглушительную славу. Обо мне написали статью в «Московском комсомольце», и был такой фотокор ТАСС Игорь, который сделал обо мне фоторепортаж, везде были мои фото по Москве. Я потом случайно узнал об этом…
– И институт, конечно, забросили?
Нет, я его окончил. Стал дипломированным специалистом. Получил распределение в научно-исследовательский институт экономики и информации. Проработал там два года. Но из «Гнесинки» я вынужден был уйти. К тому времени я женился и уже был ребёнок, надо было семью обеспечивать, и всё как-то ушло.
Новый поворот в судьбе. Студенчество. Рождение детского театра
– Куда же дальше повела вас судьба?
Мне случайно дали билет на спектакль Театра студии на улице Чехова. Это был студенческий театр московского химико-технологического института. Он находился в маленьком полуподвале на улице Чехова, теперь это Малая Дмитровка. Я пошёл в театр, был замечательный спектакль «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» Ричарда Баха. И мне так всё было интересно. У меня снова всё всколыхнулось внутри. Это был поворотный момент. Я понял, что это моё, что я уже не могу уйти от всего этого. Пришёл домой, сказал своим, что, мне нужно быть там, что это моя судьба. На следующий день я пришёл в эту студию, меня приняли на работу, и я там работал, как композитор, и параллельно вёл детскую студию, куда набрал детей. Вот так как-то всё сразу воедино срослось. И я окончательно понял, что моё призвание не инженерия, а педагогика, музыка, режиссура – дело, которым я хочу серьёзно заниматься. Мне хотелось ставить музыкальные спектакли, но я понимал, что мне недостаточно знаний музыкальной школы. Когда я ставил «Играем Андерсена», я уже тогда это понимал. И я понял, что этому нужно серьёзно учиться. И тут встал вопрос, как это сделать? Ведь это означало, что надо снова становиться студентом, получать стипендию 40 рублей, против 130 рублей, которые я уже получал, как специалист? А у меня – семья, ребёнок, нужно было их кормить. На это трудно было решиться. Я посоветовался с женой, с родителями, они отнеслись с пониманием, и на семейном совете, решили, что если душа просит, если тебя очень влечёт к этому, нужно идти навстречу судьбе, родители обещали помогать мне на период учёбы. И я поступил в ГИТИС на факультет музыкальной режиссуры, на курс Георгия Павловича Ансимова, чтобы стать режиссёром музыкального театра. И всё таким образом у меня закрутилось.
– Так и начался новый этап в вашей жизни – учёба в ГИТИСе и, кто бы мог подумать(!), параллельно с ней вы создали уникальный театральный коллектив, который станет потом единственным в России профессиональным детским музыкальным театром (ДМТЮА), основу труппы которого составят юные актеры в возрасте от шести до семнадцати лет…
– Да, которому в этом году исполнилось 35 лет. Наверное, там, наверху, мне было предопределено этому быть. Я считаю, что мне сама судьба помогает, и какой-то Ангел над театром, надо мной, всё время крылья свои держит, потому что, пока всё удачно складывается (тьфу! тьфу!, чтоб не сглазить). И мы хоть и долго жили, и работали в маленьком полуподвале, но, тем не менее, мы объездили весь мир, где показывали интересные спектакли, получали звания, премии разные, любовь зрителей…
Он понял, что детский театр, его судьба
– Какая на ваш взгляд, главная функция театра – развлекательная или образовательная?
– В нашем случае этот вопрос можно отнести и к зрительской аудитории, и к нашим актёрам, которые тоже являются детьми. В театре должно быть всё. Люди приходят в театр, чтобы получить зрелище, яркий спектакль, но этого недостаточно, спектакль должен чему-то и научить. В крайнем случае, познакомить с какими-то героями, с какой-то литературой, на основе которой ставится спектакль. Может быть, ребёнок после этого возьмёт книжку и начнет её читать. К тому же, мы в театре стараемся, чтобы не только ребёнок мог увидеть что-то новое, но, и взрослому человеку чтобы было интересно то, что мы показываем. Ведь на спектакли многие дети приходят с родителями.
Что же касается наших ребят, юных артистов, которые работают на сцене, это совершенно другая сторона. Они учатся общаться друг с другом, с публикой, с текстом, с литературой, учатся искать второй план, быть дисциплинированными, трудиться. Ведь театр – это труд. Спектакль идёт полтора часа, но до того, как он состоится, нужно репетировать и репетировать месяцы. Вот к этому и приучает театр наших актёров: к общению, к пониманию, к умению слышать, а не просто слушать, к умению видеть, а не просто смотреть.
– Скажите, когда вы начинали работать с детьми, вы ставили своей целью сделать из них профессионалов или прежде всего, нормальных, достойных людей, а потом уже ещё что-то?
– Вы же сами ответили на этот вопрос. Конечно, прежде всего нормальных людей, людей немножко богаче, чем остальные. Богаче в опыте, в культуре, в духовном, богаче в общении, а потом уж прививать профессиональные навыки. А ещё я всегда исповедовал и продолжаю исповедовать главный принцип: я хочу в детях взрастить душу, доброту. Я считаю, доброта – это самое главное качество в человеке, которое я ценю больше всего. Иногда приходится слышать: «Ой, он такой добрый, глупый». Это говорят завистливые люди, добрый человек не может быть глупым, он не глупый уже лишь потому, что он добрый, он может своей добротой настроиться на волну другого человека, понять его, увидеть, услышать, помочь. Добрый человек может изменить мир другого человека. И когда я беседую со своими коллегами, с педагогами своего театра, которые не совсем правильно иногда общаются с детьми, не подбирая выражения в общении с ними, я всегда говорю: «Будьте очень аккуратны, будьте осторожны в работе с детьми. Каждое ваше слово может иногда на всю жизнь создать такие комплексы у ребёнка, от которых потом не избавишься. И такие случаи в театре были, к сожалению. Мне приходилось расставаться с педагогами и говорить: «Уходи, ты очень хороший специалист, но плохой педагог, ты делаешь сегодня неверные вещи, и ты неправильно говоришь с ребёнком». К сожалению, есть люди, которым вообще противопоказано работать с детьми, и ничего тут не поделаешь…
– А кто в вашем театре занимается репертуаром?
– Репертуаром занимаюсь я. У нас завлита в театре, как такового, нет, потому что репертуарный театр, где играют дети, это очень сложная система. Во-первых, потому, что это же не просто драматический театр, это музыкальный театр. Потому что, мало кто пишет музыку именно для детей. Нужно найти композитора, или отыскать, кто, когда что-то написал, – это сложно. Вообще, это самый сложный момент в театре. Музыкальный театр – это специфический театр, здесь всегда сложнее найти деньги. Мы не очень богатый театр, хотя и не бедный, я не буду лукавить, мы получаем Гранты на постановку спектаклей, поэтому, я вообще не представляю, как театры, особенно, где играют дети, которые не пользуются поддержкой государства, как они вообще выживают?
– Почему у вас в театре идут преимущественно классические произведения?
– Потому что в классике есть ясность, в классике есть талант. Классика – она потому и классика, что она проверена временем. Если это, например, «Федорино горе», то она проверена миллионами детей, десятками миллионов детей. Она проверена мной, когда я был маленьким, она проверена моими детьми и внуками. Она проверена на искренность, на талант, на нежность и глубину.
– Что значит, быть детским театральным режиссёром, и в чём его отличие от «взрослого» режиссера? И чем отличаются постановки для детей от взрослых?
– Быть детским режиссёром, это значит посвятить свою жизнь не сформировавшимся ещё артистам, а начинающим, ищущим свой путь в жизни. И это накладывает на него большую ответственность, гораздо большую, чем просто поставить с ними какой-нибудь спектакль. И это надо изначально осознавать, берясь за это очень ответственное дело. Дети – это очень хрупкие создания. Далеко не каждый может работать с детьми.
Взрослый же режиссёр, условно говоря, это специалист, который работает с профессиональными актёрами и говорит с ними на одном, профессиональном языке. Вот этим и отличаются детский режиссёр от «взрослого».
А главное отличие детского от взрослого спектакля, это то, что в спектакле для детей должна быть ясная, точная мысль. Маленькому человеку сложно отследить вторые и третьи планы – поэтому должна быть понятность, красочность, фантазийность. Это не значит, что спектакль должен быть плоским. Ни в коем случае! Дети сейчас достаточно образованны, как сейчас говорят, продвинуты, поэтому спектакли должны быть интересными и не плоскими, но, в то же время, с понятным и ясным посылом.
Одна журналистка, снимавшая документальный фильм обо мне, во время съёмок спросила меня: «Что самое трудное в работе детского театра? Я тогда сказал ей, что самое трудное – это рассказать детям сказку, и сделать так, чтобы сказка была интересной, и они в неё поверили.
– В театре вместе с детьми играют иногда и взрослые артисты. Какими чертами должны обладать актёры, играющие в детских спектаклях? И каждый ли актёр может сыграть в них?
– И актёр, и режиссер в детском театре должны быть не немного детьми, а даже много детьми. Они должны настроиться на детскую волну и детскую тональность. У них должны быть такие же широко открытые глаза, как у ребёнка. Они должны легко воспринимать детскую фантазию, игру, разные придумки. Актёр, который играет в спектакле для детей, не должен уходить в заумь, он должен быть ясным, интересным и понятным. Например, в том же спектакле «Федорино горе», актёр не может бояться быть утюгом или самоваром, он должен быть счастлив, что ему доводится сыграть сковородку, ложку, чайник, чашку или самовар. Он радуется этому также, как и ребёнок играющий ложку, вилку или тарелку. Если всего этого в нём нет, то ему трудно будет стать среди детей своим…
– Вы как-то обмолвились о вашей встрече с Юрием Никулиным у него в цирке. Можете рассказать об этом подробнее? Вот уж, кто всю жизнь оставался большим ребёнком, и в этом было его огромное обаяние и непревзойдённый талант…
– Юрий Владимирович Никулин – один из величайших людей в моей жизни. На период нашей встречи он был тогда уже художественным руководителем цирка. Мы пришли в цирк к своим ребятам-режиссёрам цирковым из ГИТИСа. И после спектакля видим, идёт по коридору Никулин. Мы поздоровались с ним, сказали ему, кто мы. Он пригласил нас к себе в кабинет. Угостил нас чаем. Мы разговорились, и я сказал ему, о том, что открыл музыкальный театр, где играют дети. Он так заинтересовался, расспросил подробности. И потом говорит: «Знаешь, ты должен быть клоуном». Я говорю: «Почему клоуном?». Он достает программку и говорит: «Вот, прочитай! Там акробаты на першах, вольтижировка. Знаешь, что это такое?». – «Ну да, знаю». – «А теперь внизу читай. Весь вечер на арене клоуны Степан и Гоша. А что они будут делать?». Я говорю: «Не знаю». – «А это есть сердце цирка. Вот это и есть сердце твоей профессии». «Ты должен приходить к ним, и они не должны знать, что у тебя всегда в кармане есть гэг. Это что-то, чего они не знают. Если бы не было клоунов, то в цирке, было бы просто спортивное соревнование. Только ты никому не говори об этом». Я говорю: «Хорошо». – «Ты должен быть клоуном. Ты должен быть вот этой тайной и секретом. Они же дети! Они должны каждый раз от тебя что-то получать». Потом говорит: «Выдумывай!». Я ему: «Я выдумываю. Я уже не знаю, где я правду говорю, а где фантазия». – «Вот и продолжай фантазировать».
«Хорошо», – пообещал я ему. Я запомнил эти его слова-напутствия навсегда и стараюсь следовать его советам.
– Я вот сейчас слушала вас и подумала, почему вас с вашим театром не показывают на телевидении? Обидно же! Такой театр!
– Вы знаете, скажу вам честно, я никогда не стремился на телевидение. Я говорю и своим, когда мне задают такой же вопрос: «Ребята, мы же не попса, мы не «Домисолька» или «Непоседы», которые обслуживают наших, так сказать, попсовых звёзд, как мне однажды сказала одна моя знакомая, режиссёр массовых зрелищ. Она ставила такие огромные, зрелищные концерты. Я её спросил однажды, почему она не берёт нас на такие концерты, она ответила, «Саша, я тебя слишком уважаю. Я тебя никогда не буду брать, потому что твои дети и то, что ты делаешь, это совсем другой уровень. Это Театр, это очень серьёзно. А то, что делают эти ребятки – «Непоседы», «Домисолька» – это подтанцовки, попса, они для этого и существуют. Они только называются театром, но на самом деле, никакого театра там и в помине нет. Просто их никак по-другому не назовёшь, не ансамблем же». Но, так или иначе, мы с ними нормально дружим, встречаемся и с Ольгой Юдашкиной и Иваном Жигановым из «Домисолек», и руководителем «Непосед» Леной Пинджоян. Они хорошие, я их уважаю. Они тоже работают с детьми и это тоже имеет право быть.
Судьба хотела свернуть с пути, но не получилось…
– Вы не жалеете, что потратили столько лет на обучение в институте стали и сплавов? Да ещё два года отработки после вуза. Пригодились ли вам в жизни знания, полученные там?
– Безусловно, какие-то знания мне пригодись в практической жизни, например, в области экономики, не помешали и организаторские навыки, полученные в институте. Институт дал мне много друзей, и добавил жизненного опыта. А ещё у нас там была классная художественная самодеятельность, где я с удовольствием приобщался к искусству. Так что, проходя там учебу, параллельно я всё равно занимался там своим любимым делом в самодеятельности, писал музыку, стихи. Это тоже большой опыт, который мне пригодился впоследствии. Нет, я не жалею, что проучился там. И, если о чём-то я жалею, то лишь о том, что поздно пришёл в ГИТИС. Хотя, что уж теперь говорить, так сложилась жизнь, её не перепишешь. Я всё равно всё это время не сидел на месте, ничего не делая. Я ведь работаю не только с детьми. Я ставлю и «взрослые» спектакли, большие оперы. У меня есть несколько мечт моих, какие-то я уже осуществил: например, поставил «Пиковую даму», поставил «Онегина» в Красноярском театре балета. Я много работал за границей в Дании, в Австрии, там поставил драматические спектакли «Дядю Ваню» Чехова, «Гедду Габлер» Ибсена и др.
Планов у меня и сейчас много. Я собираюсь скоро ставить спектакль в Екатеринбурге. Там есть замечательная детская филармония, при которой – очень хороший театр-мюзикл, где играют взрослые актёры. Шикарный коллектив, порядка 15-20 замечательных актёров, я у них был. Мне предложили там поставить в этом году спектакль. Ещё сейчас ведутся переговоры с одним российским театром на постановку «Бориса Годунова». Это одна из моих любимых опер. Ещё мечтаю поставить «Травиату» Верди. Я же оперный режиссёр. К следующему году к 225-летиему юбилею А.С. Пушкина готовлюсь поставить мюзикл «Капитанская дочка», либретто написал один мой товарищ. Есть ещё кое-какие планы и мечты, но об этом пока рано говорить.
Вот, как-то так. И, конечно, я не прерывал всё это время работу с детьми. С нашим детским музыкальным театром мы провели десятки мастер-классов по всему миру: в США, Германии, Швейцарии, Франции, Австрии, а также во многих городах России: Глазов, Архангельск, Новосибирск, Вологда, Санкт-Петербург, Якутск и др.
– Удивительно складывалась ваша судьба. Сколько раз она проверяла вас на прочность выбранного пути? Но судьба так и не отпускала вас от детей. Вот уж поистине – от судьбы не уйдёшь.
– Да, судьба меня всё время куда-то толкала в сторону, видимо, проверяла меня на прочность. У меня есть друг Сережа Казарновский, выдающийся московский педагог, у него прекрасная школа, она называется «Образовательный центр Сергея Казарновского». Мы очень крепко дружили и дружим до сих пор. Как-то у меня накипело, то ли усталость, то ли недовольство собой, и я ему начал жаловаться на жизнь, не могу, мол, больше этим заниматься, хочу ставить серьёзные оперы, спектакли. И он мне сказал: «Ты понимаешь, тебе Господь Бог дал такое редкое качество – понимать детей. И они тебя понимают, вы говорите на одном языке. Вот ты говоришь, что хочешь ставить оперы. Ну, поставишь оперы, одну, другую, побудут они в репертуаре год-полтора, может, больше, и снимут все. А дети живут в твоём мире, ты их воспитываешь, выпускаешь дальше в жизнь. Ты многим даёшь дорогу. Не предавай их. Дети – это навсегда, их не «снимешь с репертуара». Поверь мне, ты останешься в их памяти навсегда. Это дорогого стоит». И я поразмыслив, подумал: «куда ж я рвусь и зачем?», и остался с детьми… пока, однажды снова не поколебалась моя вера в правильности выбранного пути.
Пригласил я как-то своего Мастера Г.П. Ансимова, у которого учился в ГИТИСе к нам на премьеру спектакля. Он пришёл, посмотрел и разочарованно так сказал, что ждал от меня грандиозных премьер с настоящими взрослыми актерами. А тут… дети. И, что он возлагал на меня большие надежды, а я променял свой талант. Меня это тогда очень больно задело, и я в этот же вечер написал заявление о своём уходе из театра, и случайно оставил его у себя на рабочем столе. А на следующий день, когда я сидел в кабинете, вдруг, мне под дверь просунули бумажку. Это был обычный лист бумаги, размером А4. Там было написано: «Не уходите, мы вас любим!». И маленькие такие, нарисованные детские головки, где под каждой головкой написано имя: Катя, Лена, Яна, Сережа, Коля… Меня это тронуло до глубины души. До сих пор не знаю, откуда они узнали о моём решении уйти с этой работы?
Одна моя знакомая, примерно в это же время приехала из Америки, пришла ко мне в театр, посмотрела спектакль «В детской» Мусоргского. Я ей рассказал о своём Мастере, что собираюсь уходить, послушав его. Она мне сказала: «Саша, твой мастер неправ. Нет никакой разницы между прелюдией Шопена и концертом Рахманинова. Разница есть только в количестве страниц. Потому что, и то, и другое, сделано на уровне сердца. Я же видела в зале, как твои зрители смотрят, как они плачут. Что тебе ещё нужно?».
В общем, я так и остался в театре. Конечно, были долгие предварительные беседы с семьёй, с близкими друзьями. И я рад, что тогда не поддался сиюминутному порыву и не наделал глупостей. Всё, конечно, решилось не без поддержки моих ребят-актёров, моей американской приятельницы, любимой жены Наташи и моих родителей, мамы и папы, за что им всем моя огромная благодарность.
– Теперь уж вы непоколебимо навсегда со своим театром и театральными детьми?
– Да, теперь уж никуда я от них, и они от меня. Мы уже проросли друг в друге.
– И ваша супруга вас поддерживает, и друзья, и все давно поняли, что это ваше. Это действительно ваша судьба, ваша счастливая планида, и редко, кому так крупно повезёт в жизни.
– Да, мне грех на что-либо жаловаться.
Когда есть поддержка и любовь в семье, и дело лучше спорится…
– Кстати, о ваших собственных детях. У вас же, насколько мне известно, двое – дочь и сын? Они, конечно, уже взрослые люди, кем они стали? Пошли ли они по вашим стопам или выбрали другую профессию?
– Да, они пошли, можно сказать, по моим стопам, во всяком случае, так или иначе, связали свою жизнь с творчеством. Дочь Маша окончила ГИТИС, она продюсер. Работает в нашем театре заместителем директора по развитию. Она замужем, имеет сына, которому 16 лет. Хороший парень растёт, толковый. Увлекается информационными технологиями. А сын мой, Егор, окончил ВГИК как художник. Но, последние два года учёбы в институте очень увлёкся пением. По окончании ВГИКа он поступил заочно в ГИТИС на музыкальный факультет. Вот так вдруг, открыл себя в новом амплуа. Как музыкальный актёр даёт концерты. Я хочу ему помочь в этом деле. Конечно, он не попсовый человек, он такой, скорее, оперный, у него очень красивый голос, ему помогают советом мои друзья Дима Бертман, Наташа Игнатенко, и другие. И я надеюсь, что у него будет всё в порядке. Сейчас в одной из заграничных стран был концерт по случаю дня рождения моего друга, который дал там концерт, Он пригласил туда Егора, он тоже там спел пару песен. В Москве сын часто выступает в концертах с оркестром русских народных инструментов, куда его тоже приглашают. Я был недавно на одном таком концерте, мне понравилось. Все мои друзья его очень любят, он хороший парень, воспитанный, коммуникабельный. Недавно, например, один мой друг пригласил его на свой концерт в Кремле, выступить с двумя песнями. Другой товарищ позвал его выступить на своём концерте в Новосибирске, который там скоро состоится. В общем, начало у него пока хорошее, и я радуюсь за него. Но он ещё и как художник по первой своей специальности периодически делает какие-то спектакли, которые, кстати, хорошо оценивают. Даже недавно написали по этому поводу положительную статью о его работе. Конечно, мне, как отцу, всё это приятно и радостно. Значит парень на верном пути, своим делом занимается. И я благодарен своим друзьям за их поддержку его. Приятно, когда дети не разочаровывают родителей, а наоборот, только радуют. Конечно, в жизни всякое бывает, не без этого. Нельзя так жизнь прожить без сучка и задоринки, мы же живые люди. Но, в целом, я им пока доволен.
– Он женат?
– Пока нет.
– А ваша супруга чем занимается? Как вы с ней познакомились?
– Я познакомился со своей женой в больнице, когда лежал на операции, она работала там операционной сестрой. Когда я очнулся от наркоза, первое, что я увидел перед собой, это склонившееся надо мной лицо девушки, и её огромные, зелёные глаза. Я увидел в них бездонную красоту и был покорён этим. Это была операционная сестра, моя будущая жена Наташа.
– Какое романтичное начало. И как вы поняли, что это ваша судьба?
– Когда я приходил в себя от наркоза, нужно было, чтобы кто-то подежурил около меня. Операция была серьёзной. Моя мама не могла сидеть со мной, так как работала. Она попросила посидеть эту медсестру, которую звали Наташей, посидеть у моей постели какое-то время, помочь мне в случае чего. Девушка согласилась, но отказалась от предложенных мамой денег. И мы с ней проговорили всю ночь. Я ей рассказывал разные интересные истории о себе, своей работе, о спектаклях и многом другом. Нам было очень интересно друг с другом. И я понял после этой ночи, что окончательно влюбился. Вот так развивались наши отношения. Пока я лежал в больнице, мы часто с ней гуляли по больничному парку, когда Наташа была свободна на работе. Я ещё тогда плохо передвигался, но это не мешало нам много разговаривать, я пел ей песни, читал стихи. В общем, получилось почти так, если перефразировать Шекспира: «Она его за песни полюбила, а он её за слушание их». По выходу из больницы, мы встречались с ней довольно продолжительное время, а потом поженились. Наташа у меня замечательная жена, мудрая, добрая, надежный друг, которая всегда подставит плечо. Наши отношения проверены временем и разными трудностями. Мы с ней прошли по жизни, как говорится, огни и воды. Начинали без денег, без собственной квартиры. Пережили все времена – и хорошие, и не очень. И это замечательно, зато знаешь, что рядом – надёжный друг. Наталья всегда меня понимала и шла навстречу, поддерживала все мои начинания. Я очень благодарен ей за всё. Многое вспоминается сейчас из прошлой жизни с улыбкой. Помню, как однажды утром, когда я, будучи ещё студентом ГИТИСа, работал дворником, встал, как всегда, рано утром, пошёл чистить мусорные баки, убирать с улиц снег, которого намело. Ну вот, убираю снег, рядом школа была в Тушино, детки идут в школу. И одна женщина ведёт ребёнка в школу и говорит: «Вот смотри, Костя, будешь плохо учиться, будешь, вот как этот дядя снег скрести на тротуарах».
Меня такое зло взяло! Я отбросил лопату, подошёл к ним и так сердито говорю: «Женщина!». Она испугалась. Я говорю: «Женщина! Мальчик! У меня вообще-то уже высшее образование, а сейчас ещё учусь, получаю второе высшее, если бы…», и продолжаю: «Я плохо чищу?». Она так испуганно говорит: «Нет, хорошо». – «У вас мусор остался в баках? «Нет!» Зачем вы так пугаете ребёнка?». Она скорее увела ребёнка подальше от меня.
…Вспоминается, как мы пережили 90-е годы. Денег не хватает, двое детей. Всякое тогда бывало, когда уже заслуженный артист России Александр Фёдоров брал костюм Деда Мороза и шёл, что называется, «в народ», зарабатывать деньги. Впрочем, через это прошли многие актёры. Был такой интересный случай, как однажды мы подрядились с одним моим знакомым актёром, от ювелирного магазина раздавать рекламные флаеры. Пошли с ним по улицам. Никогда не забуду, как я, облаченный в Деда Мороза, проходя по Садовой, иду и выкрикиваю: «Покупайте украшения, кольца, серьги!». И тут, что называется, лицом к лицу я столкнулся с замечательным композитором Евгением Крылатовым, который там неподалёку жил. А я неделю назад был у него дома. Мы обсуждали с ним возможность будущей постановки спектакля с его музыкой. Он проходит мимо. Потом возвращается, видимо, что-то его насторожило. «Саша, это вы?» – спрашивает. «Я» – отвечаю ему. «Что вы тут делаете?». «Работаю, деньги зарабатываю» – отвечаю. И он пошёл своей дорогой. Потом тут же вернулся и сказал: – «Извините, Саша! Хорошей вам работы» – и пошёл к себе этот интеллигентный человек. То есть он понял, что я здесь и вправду подрабатываю.
Когда после отработанного срока, мы с моим подельником-актёром пришли в магазин за зарплатой, как договорились, нам выдали деньги, мы, не считая, взяли их, и поблагодарив кассира, ушли. И когда по дороге домой мы увидели, что нам неправильно дали деньги, вместо трёх тысяч на двоих, нам по ошибке дали по три тысячи каждому, мы испытали шок. Я говорю: «Придётся опять идти в магазин и возвращать деньги». «Ты, что, и правда собираешься нести их обратно?» – удивился мой напарник. – «Я не собираюсь. Они не знают мой адрес, мой телефон. Короче, ты, как хочешь, я пошёл домой. Если что, ты меня мало знаешь, не знаешь моего адреса и пр.» Я ему сказал, что не буду его закладывать, но свои переплаченные деньги я всё же верну. И я остался один. Возвращаюсь в магазин. Рассказываю об ошибке кассиру, молодая девушка чуть не плачет. Вернул деньги и пошёл домой. Утром звонок от Генерального директора ювелирного магазина. «Вы можете сейчас прийти в магазин?» «Да, конечно». Я пришёл. «Вы, конечно, не знаете телефона вашего товарища?» – сразу задал мне вопрос директор. «Не знаю» – соврал я, а сам готов был провалиться сквозь землю за враньё.
Тут пришла Марина, которая давала нам эту подработку. Мне выписали вчерашние полторы тысячи рублей, которые я вернул и дают их обратно. Я отказался их брать, сказал, что мы договаривались на полторы тысячи, а это лишние. «Ну хорошо, тогда эти деньги в кассу» – сказал директор. – «А что касается вас, я слышал у вас театр есть, вы можете туда пригласить меня? Мы тут приняли решение, давайте мы возьмем на себя рекламу вашего театра? И ещё я хочу для вашего театра приобрести несколько микрофонов. И вот вам ваша сумма, которую вы вернули» – снова предложил он мне. От денег я категорически отказался, но всё остальное принял с благодарностью.
На заработанные деньги я накупил домашним новогодние подарки, купил маленькую посудомоечную машину. Она у нас до сих пор прекрасно работает.
А с Мариной мы по сей день общаемся. Мало того, двое её детей закончили мой театр. Вот такая получилась душещипательная история с хорошим концом. Правда, с ложкой дегтя в бочке мёда. А актёр-то он был хорошим…
– Да, уж… Вот так по одному поступку можно сразу узнать человека и его сущность. У вас столько интересных житейских и профессиональных историй случалось в жизни, что вам уже пора садиться за мемуары.
– Ну, пока о мемуарах думать рано, да и некогда. Много работы и без этого.
– Да, это так. Мы ведь еще не поговорили о вашей преподавательской работе в ГИТИСе в качестве профессора курса.
– Да, работа в ГИТИСе – это ещё одна ипостась моей жизни. У меня на факультете актёрско-режиссёрский курс, заочное обучение. Курс очень большой, поначалу я набрал не так много человек, но потом туда посыпались всякие люди, которые захотели прийти к нам. Сейчас у меня 25 человек – это большой курс для театральных школ. Они не на бюджете учатся, конечно, платно. Но мне разрешили, и у меня есть несколько шесть или семь грантов для ребят на обучение, у которых это второе высшее образование. Когда я делал свой первый набор на экспериментальный курс в ГИТИС в 1996-м году, то 90 процентов он состоял из выпускников нашего театра (ДМТЮА). И я рад, что он оправдал себя, многие выпускники курса с успехом работают сейчас на театральных площадках Москвы, активно снимаются в кино. Вообще, с гордостью могу сказать, что из стен нашего тетра-студии вышло много известных артистов, певцов, продюсеров театра, кино и эстрады, среди них – заслуженные артисты Российской Федерации, лауреаты российских и международных театральных и кинопремий, которые работают сейчас во МХАТе им. Чехова, Государственном театре Наций, театре им. Моссовета, в театре им. Гоголя. Самые знаменитые выпускники театра: народный артист РФ Николай Басков, актриса театра и кино Валерия Ланская, солистка московского джазового оркестра под управлением Игоря Бутмана Полина Зизак, российская актриса театра и кино Наталья Громушкина, лауреат премии Золотая маска» и художник по свету Александр Сиваев, актер Иван Орлов, российский актёр и режиссёр Филипп Авдеев и многие, многие другие, всех не перечислишь.
Счастливый финал этой счастливой истории
– Да, вам есть чем гордиться. Но та радость, что случилась в 2019 году, кроме как чудом, наверняка не назовешь, верно? Я имею в виду великолепное здание нового театра, которое вам подарило наше правительство.
– Да, это действительно было чудом, когда на самом верху было принято решение о строительстве нового здания театра – возвести настоящий дворец творчества для талантливых детей. И вот, спустя два года этот шестиэтажный дворец был построен. Ни у кого в мире такого нет, а у нас есть. Мы являемся государственным бюджетным учреждением культуры (ГБУК). Мы получаем финансирование от государства. Нас любят, ценят, понимают, проявляют заботу о нас, и серьёзно к нам относятся. Это ли не счастье!
Больше 30 лет труппа музыкального театра юного актера ютилась в небольшом подвале. Вроде уже все привыкли, в тесноте – да не в обиде. На крошечной сцене репетировали и играли наши талантливые дети. За эти годы выросло уже не одно поколение артистов, музыкантов, режиссёров… Теперь на шести этажах нового здания театра – классы для занятий актёрским мастерством, балетом, вокалом, замечательные, просторные сцены. Установлен самый современный звук, свет, и многое другое по последнему слову техники. И теперь, благодаря современной технике, в театре можно воплощать самые смелые с технической точки зрения режиссёрские планы и решения, что мы и стараемся делать.
Сейчас в театре играют 170 артистов от 3 до 17 лет. И ещё столько же занимаются в студии. Занятия по пластике проходят в репетиционном зале, который трансформируется в дополнительный театральный зал. А качеству пола в балетном классе завидуют, как мне сказали, даже артисты Большого театра…
– Я очень рада за вас. Вы по праву заслужили это своим многолетним, кропотливым трудом. Вы ведь ещё являетесь членом художественного совета худруков Москвы? Чем вы там занимаетесь?
– Спасибо! Да, в художественном Совете худруков Москвы нас 13 человек. Это такая очень серьёзная организация. Мы занимаемся разными организационными и координационными вопросами на этом Совете. Работы много, и работа необходимая, это долго рассказывать. И я считаю, то, что меня ввели в этот совет – это ещё и признание того, что театр, где играют дети, вещь серьёзная и важная.
– Когда за два года выстроили ваш театр, к вам приехал В.В. Путин посмотреть на это чудо. Как он воспринял этот дворец, что он сказал вам при встрече?
Он, конечно, восхитился зданием, которое ему очень понравилось, прошёлся по всем классам, залам, поразился техническим возможностям сцен и пр. Потом поздравил нас с таким замечательным театром и сказал, что очень рад за нас, и педагогов, и детей, что у нас теперь открывается ещё больше возможностей для развития детей, для занятия музыкально-театральным искусством. Я его стал благодарить за такой волшебный подарок, такое прекрасное здание, где открываются такие перспективы и возможности для всех нас. А он говорит: «А за что меня благодарить? Театр, это не грибы, которые сами растут. Вы более 30 лет работаете с детьми, и все эти годы вы удобряли эту почву, воспитывали детей в лучших театральных традициях, занимались таким благородным делом, и вырастили уже не одно поколение детей. Это вам спасибо! То, что вы делаете – это важнейшее государственное дело воспитания будущей культурной элиты нашей страны». Вот так мы обменялись благодарностями друг с другом.
– Вы пригласили его на спектакли?
– Ну, конечно! Ну вы же понимаете, какое сейчас время! У президента такой огромной страны сейчас, наверное, есть дела куда поважнее, чем посещение детских спектаклей. Когда-нибудь, возможно и придёт. Он хорошо относится к искусству…
– Спасибо вам, Александр Львович, за наши беседы, за время, потраченное на это. Я узнала так много нового о вас, вашем театре, о ваших чаяниях и мечтах. И пусть все ваши мечты и мечты ваших талантливых ребят обязательно сбываются.
Беседовала Фаина Зименкова
Москва – Ессентуки – Москва
Другие Статьи
