Он был неимоверно популярен в восьмидесятые годы в СССР и странах восточного лагеря. Высокий, красивый, мускулистый, с проникновенным взглядом, и всегда борющийся за правду и справедливость, – он был настоящим секс-символом. Его фотографии в киосках мгновенно раскупались женщинами. Бредили о нем и мальчишки, мечтая быть таким же сильным и мужественным, как Гойко Митич. Его и теперь помнят, как мужественного и непревзойденного благородного индейца в роли Чингачгука Большого Змея, который стал неотъемлемой частью советского кино.

В свои без малого восемьдесят, он и сейчас прекрасно выглядит и полон сил, спортивная выправка, видимо, навсегда осталась с ним: он моложав, строен, легок на подъем, всё также зорок его глаз.

Прославленный сербско-германский артист Гойко Митич был Почетным гостем прошедшего осенью в Благовещенске кинофестиваля «Амурская осень».

Мы беседуем с ним в пресс-центре фестиваля. Он хорошо говорит по-русски, тщательно подбирая слова, часто поправляя себя, чтобы точнее выразить свою мысль. Ему абсолютно не свойственна звездность, он прост, доступен и …самокритичен.

Я прошу его рассказать о себе, своем детстве, родителях.

– У меня было хорошее, счастливое детство – начал он. Я родился в бывшей Югославии, в маленьком местечке Лесковац, что в ста двадцати километров от Косово. У нас была дружная семья. Я был очень активным, шустрым ребенком, лазил по деревьям, огородам, купался в речке. В шесть лет я уже уверенно сидел в седле лошади. Словом, типичный деревенский парнишка. Когда началась война, отец мой ушел в партизаны, он был связным. Я был тогда совсем маленьким ребенком. Он потом, когда я подрос, рассказывал мне о войне. Я всегда гордился отцом и очень уважал его за смелость, справедливость и честность. Если что-нибудь где-то поступали несправедливо, он обязательно вмешивался и не боялся говорить правду людям в глаза. Кстати, когда ему хотели дать после войны пенсию ветерана боевых действий, он отказался от нее. Думаю, что многие его черты характера передались мне: я никогда не обманывал, и старался всегда поступать по справедливости, и с годами, мне кажется, я все больше становлюсь похожим на отца.

Забегая вперед, хочу спросить, а что у вас там за история с крольчонком произошла?

– Да, было такое. Мы были совсем еще пацанятами, не соображали, что делали. Нам очень понравились у соседки маленькие крольчата, они были такие забавные. Видимо, мы их восприняли, как игрушки, взяли с ребятами по крольчонку и унесли по своим домам. Когда я довольный принес свой трофей домой, мой отец был сильно возмущен, узнав, что мы с ребятами взяли крольчат у соседки. Получается, что, просто украли. Отец отругал меня и сказал, чтобы я немедленно отнес его обратно и попросил у соседки прощения за такой позорный проступок. Мне было очень стыдно туда идти. Я не хотелось идти, но отец приказал мне. И я отнес его соседке. Я на всю жизнь запомнил этот урок.

Он вас не побил тогда за это?

– Нет. Он никогда меня не бил. За всю жизнь не ударил меня ни разу.

Ну, а теперь продолжим о вашем детстве.

– Когда начались бомбежки, мама отправила нас с младшим братом к бабушке, которая в основном, и занималась моим воспитанием. У моей бабушки были буйволы, и каждое утро она поила нас с братом парным молоком. Видимо, потому что я был гиперактивным парнишкой, и, чтобы не мешался под ногами, бабушка отдала меня на год раньше в школу, которую я неплохо окончил. Бабушка оказала огромное влияние на мое формирование, и многому меня научила. Она мне говорила: «Не оценивай и не суди никого. Каждый человек знает и умеет что-то лучше, чем ты. Ты можешь этому у них научиться».

Мудро. Говорят, что бабушка вас раз и навсегда отучила от курения, и вы за всю жизнь не выкурили ни одной сигареты?

– Да. Я был еще совсем маленьким, мы шли однажды с бабушкой, не помню куда. Бабушка вела меня за руку, и мы переходили через дорогу, где рабочие стелили асфальт. От него шел горячий пар. Бабушка мне сказала: «Смотри, какой черный асфальт, вот если ты будешь курить, у тебя легкие будут такие же черные». На меня это произвело такое сильное впечатление, что я, когда видел потом курящих людей, представлял, какие у него черные легкие. Мне было страшно. И у меня навсегда появилось отвращение к курению. С тех пор я ни разу не притронулся к сигарете и никогда мне не хотелось этого. Даже, когда позднее, на съемках фильмов, мне нужно было курить трубку мира (вы знаете, есть такой ритуал у индейцев), я только имитировал курение, на самом деле не курил. Даже была мысль попросить дублера для этой сцены, настолько неприятно мне было это делать.

 Ну, а как к спиртному вы относитесь?

– Спиртное я не принимаю уже много-много лет. Однажды, в юности я выпил много красного вина, на следующий день у меня сильно болела голова, мне было очень плохо, и я сказал себе: «Зачем мне это нужно, самому портить себе здоровье, добровольно отравлять себя?» И я перестал вообще употреблять любые спиртные напитки. И много лет уже не пью вообще. Иногда только выпью бутылочку безалкогольного пива.

И подружились со спортом?

– Спорт я любил с самого детства. В молодости я научился скакать на лошади, лазать по горам, бегать, прыгать, плавать, фехтовать, кататься на лыжах. Вообще, всегда был спортивным парнем. В юности я даже входил в сборную Югославии по гребле, это умение мне потом пригодилось на съемках фильмов про индейцев, когда осваивал пирогу. Но тогда я даже не думал об актерской профессии. Хотел быть капитаном корабля сначала, потом решил стать спортсменом и тренером. А бабушка моя хотела, чтобы я был врачом, и говорила мне всё время: «Вот я заболею, ты меня будешь лечить». Но судьба распорядилась иначе. Я поступила в физкультурный институт. И с тех пор никогда не бросал спорт. У меня есть маленький каяк, летом часто езжу в Грецию нырять с аквалангом на глубину 30 метров. Дома за всеми покупками и по делам езжу на велосипеде. На машине – только на дальние расстояния.

– Вы прям, такой идеальный, как монумент, абсолютно без недостатков.

– Ну зачем же так? Я обыкновенный человек, со свойственными всем людям недостатками. У меня их тоже хватает.

– С чего началась ваша актерская карьера?

– В нашей стране, в тогдашней Югославии, часто приезжали кинематографисты из разных стран: Германии, Франции, Чехословакии – снимать у нас фильмы. И мы с ребятами снимались в массовках. Я тогда уже был студентом физкультурного института. Нам нравилось это, к тому же нам еще за это платили деньги. Потом стали предлагать маленькие эпизоды. Но и тогда я ещё не думал серьезно об актерской работе. Я подрабатывал еще и каскадером, выполнял разные трюки вместо актеров. Так постепенно приобщался к кинематографу. Потом стали давать небольшие роли уже с текстом. Но и тогда я относился к этому, как к развлечению.

Когда же вы окончательно ушли в кино?

– Наверное, помог его Величество Случай. Собрался я однажды покататься на лыжах, и уже выходя из дому с лыжами, вдруг слышу, звонит телефон. Думаю, брать-не брать трубку? Всё же вернулся, взял трубку. Звонит ассистентка с киностудии и говорит, как рада, что застала меня, и сообщает: «Вам нужно срочно приехать на киностудию, вас хотят посмотреть на роль». Ну, я отложил лыжи и поехал на киностудию. Я подошел им и по фактуре, они спросили, могу ли я ездить на лошади, я сказал, что могу, ну и меня взяли на главную роль. Я часто думаю, вот если я тогда не вернулся бы и не взял трубку, то моя судьба, наверное, сложилась бы совсем по-другому, и я бы, к примеру, не сидел сейчас перед вами и не давал интервью (улыбается). Вот так случай может изменить жизнь.

Вы сыграли в фильме «Сыновья Большой Медведицы» ключевую роль индейского вожака – Токея Ито, и после успеха этого фильма, на экранах появился знаменитый вестерн «Чингачгук – Большой Змей» по роману Фенимора Купера «Зверобой», где вы предстали в образе Чингачгука, который прославил вас на всё постсоветское пространство. И вы проснулись утром, что называется, знаменитым.

– Ну не знаю, как насчет «проснулся знаменитым», но после выхода картины «Сыновья Большой Медведицы» я понял, что возврата к прошлой жизни уже нет: я стану только актером. Вот так моя главная роль в фильме «Чингачгук – Большой Змей» определила вектор в моем творчестве.

Затем вы успешно снялись в таких проектах, как «След сокола», «Белые волки», «Смертельная ошибка», «Оцеола», «Текумзе», «Апачи», «Виза на Окантрос», «Ульзана», «Братья по крови», «Вождь Белое Перо» и других. Скажите честно, вы не устали играть индейцев, по сути однотипные роли, с небольшими вариациями?

– Вы знаете, когда в четвертом по счету фильме про индейцев, я сказал сценаристу, может уже пора заканчивать эту тему? Тогда он сделал в следующем сценарии так, что индеец погибает. Но, что тут случилось! Народ был возмущен этим. Стали приходить протесты от зрителей на киностудию, присылали много писем, зачем вы его убили? Люди требовали немедленно оживить героя и вернуть его зрителям. Ну, что делать? Раз народ хочет видеть своего любимого героя, сценарист пошел навстречу зрителям, и оживил его. Ну, а я продолжил играть индейцев. И в общей сложности я сыграл индейцев в двенадцати фильмах. Но, а если серьезно подумать, помимо приключенческого сюжета, фильмы об индейцах несли тем не менее серьезный и благородный посыл, они рассказывали правду жизни об индейских племенах, об их притеснениях, о резервациях, в которых живут эти люди, у которых отняли их родную землю, и их борьбу за справедливость. Ведь американцы до сих пор не извинились перед индейцами за всё это. Когда я был еще ребенком, у нас было много американских фильмов. Индейцев в их показах представляли людьми второго сорта, дикарями. А ведь историю нужно писать такой, какая она есть. В наших фильмах об индейцах мы рассказывали правду о жизни индейцев. Сейчас много любителей переписывать историю. Например, о Югославии, или историю ВОВ. Всё искажают, всё переворачивают с ног на голову. У меня есть хороший друг в Германии, он профессор. Он возмущается до глубины души, когда читает об этих искажениях, например, об истории Великой Отечественной войны.

Получив в 2000 году германское гражданство, вы стали много сниматься там в сериалах «Запрещенная любовь», «Герои как мы», «Путь к счастью», сыграли в спектаклях Спартака, Робина Гуда, Труфальдино и др. – роли совершенно другого плана, нежели то, что играли раньше. Казалось, вы окончательно расстались с индейцами. Однако культовая роль индейца преследует вас на протяжении всей вашей творческой карьеры. Так, через несколько лет вам вновь предложили сыграть образ вождя краснокожих – Инчу Чуна в «Виннету и Олд Шаттерхенд».

– Да, иногда мне кажется, что я на самом деле индеец (смеется). Настолько я уже вжился в этого героя, даже порой ловлю себя на том, что и думаю, и поступаю иногда, как он.  Меня пригласили на очередную роль индейца, и я с удовольствием опять погрузился в этот удивительный приключенческий мир. Наверное, мне уже никогда не расстаться с образом индейца.

Говорят, вы единственный, кто побывал в резервациях индейцев? Расскажите, как это было?

– Я дважды был в Америке, объездил много резерваций – в Юте, Монтане, Южной Дакоте и везде индейцы принимали меня как своего. В племени черноногих в Монтане я был даже приглашен на важную церемонию. Это нечто типа нашей сауны, куда чужаков обычно не пускают. Под специальный шатер приносят раскаленные камни, все садятся кругом и передают по кругу курительную трубку. Затем омываются травами и ведут важные разговоры. Я, как полагается перед приходом, купил и принес в подарок табак. Сидим, беседуем. И тут главный шаман спрашивает меня: «Какое твое второе имя? У всех индейцев есть второе имя». Я ответил, что у меня нет второго имени, что я лишь играл индейцев.  «Нет, у тебя должно быть второе имя. Подумай, какое животное ты сейчас увидишь перед собой, а я назову его» Я закрыл глаза и увидел смотрящего мне в глаза волка. И он тут же произнес: «Ты – волк! Ты счастливый! Самые уважаемые животные для индейца – волк и орёл». Я был очень поражен тем, как он мог узнать, что мне действительно пригрезился в эту минуту волк? Я до сих пор не могу найти ответа на это. Так я получил второе имя. Еще хочу сказать, что в этот раз я привез с собой два фильма, и показал им. После просмотра шаман сказал: «Я всегда считал себя человеком второго сорта. Но ты подарил мне гордость за свой народ! Ты – наш герой!».

Но вот вектор вашего творчества снова поменялся. На фестивале «Амурская осень» нам показали премьеру замечательного российско-сербского фильма Андрея Волгина «Балканский рубеж», который рассказывает о событиях в Югославии в 1999 году. Вы сыграли там роль сербского начальника полиции. За исполнение лучшей мужской роли на фестивале вам был вручен приз им. Алексея Петренко. Вы сразу согласились играть в этом фильме?

– Да, когда я узнал, о чём будет фильм, я сразу сказал продюсеру: «Я – серб и я должен сыграть в этом фильме. Я считаю это своим долгом». Я готов был играть там любую, даже самую маленькую роль. Мне и досталась там небольшая роль, но она очень значимая. И вот, как ни странно, в моей фильмографии это первый фильм, где я играю серба. С этим фильмом у меня связано всё: это моя боль, моя страна, мои родные. Во время войны среди ночи моя мама проснулась от разрыва натовских бомб. К счастью, бомба не попала в дом, но мама перенесла сильнейший стресс, после которого она перестала говорить и отказалась от еды. А через несколько дней она умерла. Я не смог даже приехать на похороны, проститься с ней, потому что везде были сплошные обстрелы, бомбежки и доехать туда не было никакой возможности. Я приехал на могилу матери только спустя полгода.

Это, наверное, самое тяжелое ваше воспоминание?

– Конечно. В чем виновата моя мать? В чем виноваты другие мирные жители, которые погибли под бомбами, чьи жизни унесла эта война?

В фильме вместе с вами снимался международный актерский состав – Гоша Куценко, Антон Пампушный, Милош БиковичЭмир Кустурица, Равшана Куркова. Как вам работалось с ними?

– Очень хорошо. Была замечательная творческая обстановка. Мы были, как одна творческая семья, мы хорошо понимали друг друга, и остались большими друзьями.

 Вы уже много лет живете в Германии. Почему вы решили получить германское гражданство? Часто ли вы навещаете Сербию?

– После распада Югославии я много снимался в Германии и работал там в театре. Мне приходилось постоянно ездить к себе на родину, потом обратно в Германию. В общем, мотался туда-сюда. Это было не очень удобно из-за виз и пр. И когда мне предложили гражданство, я воспользовался этим. К тому же у меня тогда уже было свое жилье в Германии. Но у меня осталось и сербское гражданство.

В Сербию я езжу каждый год. У меня там живет младший брат. И обязательно посещаю могилку моей мамы и отца.

А в Россию?

Тоже очень часто езжу.  Сербия, моя страна, моя родина, здесь я родился, вырос. А Россия, это мои друзья, единомышленники, я люблю эту страну и являюсь ее верным другом. Я ведь не только играю в спектаклях и снимаюсь в кино, я еще и работаю как театральный режиссер, ставлю спектакли, работаю на радио.

Вы уже много лет на пенсии. Во сколько лет уходят граждане Германии на пенсию? Имеют ли ваши пенсионеры какие-то социальные льготы, привилегии?

– У нас пенсионный возраст как у мужчин, так и у женщин одинаков – 67 лет. С этого времени работник уходит на заслуженный отдых и получает пенсию. Но он может и продолжать работать, как, я, например, и тогда он будет получать зарплату и пенсию в полном размере, поскольку он ее уже заработал.   Никаких особых других льгот и привилегий немецкий пенсионер не получает. Жизнь в последние годы в Германии сильно подорожала, и многие пенсионеры предпочитают работать, если еще есть силы. Хорошо, что я раньше успел купить себе дом. Сейчас я уже бы не смог этого сделать.

Вы в такой отличной форме, хорошо выглядите, а ведь вам через несколько месяцев исполнится восемьдесят. Каков ваш распорядок дня?

– Каждое утро, как проснусь, я иду на речку и плаваю в любую погоду. Даже сейчас, поздней осенью, когда уже никто не купается. Немцы на меня смотрят в это время, как на сумасшедшего. Потом люблю повозиться у себя в саду, в огороде. Я выращиваю потрясающе вкусные огромные мясистые помидоры (показал их фото на телефоне). Это моя гордость! Сорт, привезенный из Сербии. Моя мама выращивала этот сорт – это для меня вкус детства. Потом принимаю контрастный душ, после этого – легкий завтрак, который готовлю сам. Для меня очень важен чай, качественный, черный чай. Я пью его вместо кофе. Чай медленно поднимает тонус и надолго. В противоположность кофе, у которого после подъема, наступает сразу спад, После завтрака занимаюсь всякими делами. Читаю книги, сценарии, учу роль, например, могу снова повозиться в саду и пр. Но никогда не сижу без дела. Время проходит быстро. Я живу спокойно и скромно, не гонюсь за большими деньгами. Я считаю, что алчность убивает человека. Как рассуждают миллиардеры: «у меня уже есть миллиард, а мне нужен еще и еще. Ведь у кого-то есть больше, нельзя отстать от него». Между ними всё время идет соревнование, кто больше. А ведь умрут, куда они их денут, с собой же не возьмешь? Я считаю, что человек у которого есть миллиарды, нужно раздать поровну всем обездоленным, бедным людям. Мы все братья: и африканцы, и люди из других стран и другого цвета кожи. Все мы пришельцы из Космоса. Вот такое у меня мнение.

Как вы относитесь к своему возрасту? Замечаете ли его?

– Я не совсем понимаю вопроса. Как можно к нему относиться? Очень спокойно. Годы идут вне зависимости от моего к нему отношения.  Я просто об этом не думаю. Может быть после ста лет начну уже задумываться и считать свои годы. А пока живу и радуюсь тому, что имею. Конечно, все мы рано или поздно уйдем из этого мира. Все мы гости на этой Земле. Надо радоваться жизни, пока живешь. Я люблю природу, люблю животных и именно поэтому их не завожу, понимая, какая это ответственность. Но ко мне приходят птицы с реки – лебеди, чайки, утки – я их подкармливаю. Когда иду на речку, любуюсь красотой, которая меня окружает. Смотрю на плавающих рыбок в реке. Мне кажется, они уже привыкли ко мне. «О, давай их поймаем, – говорят мне мои друзья. – «Нет», – отвечаю я им, – «это мои рыбки, они мои друзья». Они уже как домашние, не боятся меня, подплывают близко-близко. У меня в саду я повесил скворечники, птички там высиживают птенцов, они у меня ручные, семечки, орешки едят прямо с моих рук. Они тоже мои друзья.  Всё это положительные эмоции, они дают силы. Мы ведь все живые организмы – люди, птицы, животные, даже деревья, – никому нельзя причинять боль. Кстати, так же считают и все индейцы – для них даже камень живой, имеет душу.

Вы до сих пор снимаетесь в кино и играете в театре. Не хотите уйти на покой и отдыхать?

– Верно, и в кино иногда снимаюсь, и в театре работаю. Но три года тому назад, я уже хотел уходить, так зрители меня не отпускают, они хотят, чтобы я продолжал свою работу в кино и театре. На творческих встречах со зрителями, которые я часто провожу, они поднимают такой бунт, когда я им говорю, что пора мне уходить на заслуженный отдых. «Нет!», – кричат они. – «Не отпустим тебя ни за что! Как мы без тебя?! Ты наш, Гойко!» Ну, как после этого уходить? Они меня так и называют всегда – «Наш, Гойко!» Это дорогого стоит.

Пользуетесь ли вы социальными сетями, и вообще, как вы относитесь к компьютерным технологиям?

– Да, конечно, пользуюсь. Работаю на компьютере, если, например, надо набрать какой-нибудь текст, проверить почту и пр., пользуюсь также мобильным телефоном, но я не фанат компьютерных технологий. Сейчас все с ума посходили, не отрываются от телефонов. Иногда девушка с парнем сидят рядом и пишут друг другу СМС-ки по телефону, вместо того, чтобы поговорить по душам, глядя в глаза друг другу. Это уже за пределом нормального. Люди перестали общаться друг с другом, обходятся короткими сообщениями. Сидят за столом, обедают и у каждого на столе рядом с тарелкой лежит телефон. Знакомая картина? А иногда даже едят и одновременно неотрывно смотрят на экран телефона. Ну, как так можно? Нет, я не фанат компьютерных технологий и пользуюсь всем этим весьма разумно.

Жалеете о чем-нибудь в этой жизни?

– Нет, ни о чем не жалею. Встречаю с благодарностью каждый новый день и радуюсь ему. Получаю то, что получаю, и благодарю за это жизнь.

 

Боюсь задать вам деликатный вопрос, хоть, говорят, вы не любите на него отвечать, я все же рискну. Как случилось, что вы так и не обзавелись семьей? У вас ведь было столько возможностей. В СМИ тех лет писали, что вам женщины мешками присылали письма. У вас были отношения с такими женщинами, как Барбара Брыльская, Рената Блуме, другие достойные женщины, которые были в вас влюблены, а вы предпочли остаться один.

– Семья требует много времени, забот, а у меня его не было, я всё время много работал. Видимо, жена, семья – это не мой путь. Получилось, что моя семья – это моя работа.

Но у вас все же есть дочь Наташа, которая живет в Италии. У вас хорошие с ней отношения?  У нее русское имя, это с чем-то связано?

– Да, мы с моей дочерью очень дружны, часто ездим с ней отдыхать в Грецию, плаваем в море, погружаемся с аквалангом в глубину. Когда она была маленькая я ее все время водил на свои спектакли в Германии, мы много общались и проводили вместе время. Она даже играла вместе со мной в некоторых спектаклях. Но актрисой не захотела стать – слишком зависимая профессия. Сейчас она уже выросла, работает в туристическом бизнесе, живет со своей мамой в Италии. А что касается ее российского имени, как вы сказали, то назвал я ее Наташей потому, что она родилась в Италии в рождественскую неделю. В это время там все поздравляют друг друга с Рождеством, желают счастья и говорят друг другу: «Бон Натали!». Я тогда подумал, что если я назову дочку этим созвучным с праздником именем, то она будет счастливой. Так что, это не только русское имя, им называют и в Италии.

Не хотели бы вы сесть за написание книги о своей жизни, она у вас была такая длинная и интересная?

– Нет. Зачем? Меня не раз просили: «Напишите о своей жизни книгу, давайте снимем о вас документальный фильм». Я не хочу. Я их спрашиваю: «Зачем мне нужно писать?». Они говорят: «Ну все же пишут». – А я им отвечаю: «Вот поэтому я и не хочу, потому что все пишут».

Вы счастливы тем, как сложилась ваша жизнь?

– Вполне.

Фаина Зименкова